Мукти (Mukti) — одна из современных духовных учителей, которые учат недвойственности. Она — жена Адьяшанти (Adyashanti) — еще одного мастера, который вышел из дзенской традиции, и одна из книг которого, «Конец твоего мира», даже издана на русском.

В этом интервью Мукти рассказывает Сьюзан Тесенга (Susan Thesenga) о том, как брак стал для нее инструментом реализации ее изначальной природы — и как для каждого из нас брак может стать таким инструментом. И, что очень ценно, она также рассказывает о методе внутреннего исследования, который привел ее к пробуждению — о методе, который каждый из нас может повторить.

Расскажи немного о себе и о том, как ты понимаешь духовный брак?

То, что всегда пробуждено, звало меня с самого раннего возраста. Меня воспитывали в ирландском католицизме, и любовь к Богу, к Христу составляла основу моей жизни. Во мне жило огромное желание узнать Бога. Когда мне было семь лет, родители нашли книги Парамахамсы Йогананды, и для меня открылась новая перспектива. В юности я услышала беседу одного из учеников Йогананды, брата Анандамоя, в которой он говорил о духовном браке. Я слушала запись этой беседы снова и снова, десятки раз. И одна мысль особенно глубоко запала мне в душу: «Цель духовного брака в том, чтобы открыть, что Единое во мне и Единое в моем муже (или жене) — это одно и то же Единое». И я знала, что это и есть мое самое глубокое стремление.

Позже, вскоре после того, как я вышла замуж за Стивена Грея, ныне известного как Адьяшанти, мы посетили сатсанг, встречу с ученицей Пападжи — Гангаджи. И Адья встал и начал задавать ей вопросы о своем видении. И было ясно, что тот диалог, который между ними возник, происходил на том общем для них, пробужденном уровне, на котором они оба знали Единое как реальность. И что я никак не могу участвовать в этом диалоге.

И когда я наблюдала за их обменом, их беседой, что-то пробудилось во мне — неистово живое, словно говоря: «Если я хочу жить в подлинно духовном браке, если я действительно хочу встретиться с Адьей, я должна узнать в себе это состояние, из которого они говорили». И по моим ощущениям, это не пришло ко мне из того места, из которого произрастает ревность. Это пришло из осознавания, что так должно быть — это была мысль во мне, без слов, словно мое Существование говорило: «Это должно произойти. Чтобы я тоже могла встретить моего мужа в этом пространстве осознавания, истины».

Это знание разожгло во мне настоящий огонь. Когда я была христианкой, я верила в спасителя или позже полагалась на руководство гуру, но в этот раз все было по-другому. Я думаю, что это было впервые, когда что-то во мне знало, что пришло время стать действительно серьезной, действительно принять для себя возможность самореализации.

Стать тем, что ты видела в Адье и в Гангаджи…

Стать этим и больше не тратить время попусту. Словно что-то вдруг щелкнуло внутри меня, и вместо ощущения, что «на все воля Божия», во мне вдруг включился режим интенсивного поиска: «Что есть Бог? Что это такое?» До этого у меня были Спаситель или гуру, и я полностью полагалась на их мудрость, их божественность.

Их просветление…

Их просветление. Я верила, что если я буду следовать их примеру так хорошо, как только смогу, или если я буду следовать их учениям, тогда, возможно, я узнаю то, что знают они. Но в тот момент все изменилось: следование за учителем сменилось знанием «так должно быть».

Словно было что-то внутри меня, для которого незнание больше было невозможно, и это было похоже на ощущение, что времени не осталось. Разделить с Адьей его видение было единственной возможностью для этого брака состояться в том виде, в котором это было необходимо для меня. Только в таком виде этот брак мог меня удовлетворить.

И все сместилось с моего желания узнать Бога на видение того, как Бог присутствует в общении этих двух людей — и на видение того, что они смотрят друг на друга глазами Бога. И мои слова самой себе — «Я не буду удовлетворена до тех пор, пока их видение не станет моим видением» — что-то изменили. Я больше не хотела узнать Бога как объект. Я хотела быть им. И так этот поиск начался…

«Что есть Бог? Что это за видение?» И слово, которое Адья и Гангаджи использовали для того, чтобы назвать Единого, было Истина. Так что это разожгло что-то новое во мне. В противоположность тому, чтобы хотеть узнать любовь или блаженство или радость союза с Господом, пришло стремление узнать Истину.

И это стало моим исследованием, очень, очень живым исследованием на месяцы. И я должна была сделать это для себя. В моей жизни сохранились внешние привычные посещения служб или медитаций, но внутренне все это стало ареной, на которой я погружалась в эти вопросы. Мне кажется важным подчеркнуть тот факт, что что-то сместилось внутри меня в сторону необходимости знать. В этом не было никакой моей заслуги. Просто что-то внутри меня вдруг перевернулось.

И, тем не менее, одним из отличительных аспектов этого момента стало то, что именно брак побудил тебя сказать: «Я не могу здесь останавливаться. Я должна двигаться туда, где я могу встретить это существо, туда, где он находится».

Если я собираюсь жить в браке в этом мире, я должна узнать, что такое истинный брак. Я была страстно в этом убеждена. Так должно было быть. И это было движущей силой. А затем, спустя, может быть, пять месяцев, я посетила мой первый тихий ретрит — и это был также первый ретрит, который Адья проводил в качестве учителя, в июле 1997 года. Я отвечала за логистику и организацию всего ретрита.

Через несколько дней после начала ретрита он проводил беседу о «тишине». Я знала, что он говорит о тишине из того места, которое мне незнакомо. В моем уме была идея тишины, но я понимала, что эта идея не совпадала с тем, как Адья говорил о тишине. То, как он говорил о ней, было для меня непостижимо. Это было незнакомо, но пленительно.

Когда день подошел к концу, и все ушли спать, я осталась в зале, чтобы помедитировать, и я полностью погрузилась в этот вопрос: «Что есть эта Тишина?», «Чем она является ?» И это исследование привело меня к прямому переживанию тишины, которое расцвело в знание, что это и есть индивидуальность. Это природа не личности, но индивидуальности.

Хотя тишина и подвижна, когда проявляется как форма, она является единой константой. Она — Единое. Тишина — это перспектива неизменного, того, что не рождается и не умирает, даже если оно приходит и уходит в виде форм.

Я думаю, то, что может быть интересно другим людям относительно этого исследования, — это то, что я действительно не знала, что такое Тишина. Я полностью отбросила все идеи, которые у меня были относительно нее. И всеми своими органами чувств я последовала за ощущением тишины в моем теле и действительно проследила все движения в моем теле, которые происходили в то время, как я сидела, до тех пор, пока мое тело не стало абсолютно неподвижным — я никогда раньше не ощущала такой неподвижности.

И затем мое внимание направилось во внешний мир, и я ощутила, чем Тишина является во внешнем мире.

Прослеживая внешнюю форму назад до того, что за ней, до того, что не является формой, обнаруживая не-движение за движением. В этом исследовании — это мое личное любопытство — ты чувствовала, что тебя ведет некий внутренний голос или нет? Как это отслеживание назад происходило? Что-то говорило тебе, как это сделать, или все происходило само собой?

Я не слышала голоса. Мне кажется, это просто было самой очевидной отправной точкой… почувствовать тишину, в то время как я сидела в медитации. Возможно, медитация притягивала меня потому, что некоторые из моих главных учителей вышли из традиций медитации, и самые глубокие их диалоги с божественным происходили у них именно в медитации. Когда я хотела что-то узнать или понять, я садилась и медитировала. Так я была воспитана. И когда я садилась, я садилась в позу для медитации — это тоже было частью моей тренировки.

И, конечно, твое физическое тело было неподвижно во время медитации.

Оно было неподвижно, но я всегда ощущала, что на самом деле внутри я никогда не была в полной мере неподвижна. Но в тот вечер это просто казалось таким очевидным — в первую очередь посмотреть внутрь и задать вопрос: «Есть ли здесь тишина? Даже посреди этой активности тела и ума?»
Включая дыхание, биение сердца, мысли, чувства, ощущения — все, что движется, меняется.

Да. Так что это был не внутренний голос, а естественное любопытство, любопытство о том, «Что является самым непосредственным в моем прямом опыте проживания тишины тела-ума?» И это исследование привело к тому, что это вопрос упал в само мое Бытие, а не был задан моему уму.

Вопрос «Что есть Тишина?»

Да. «Что есть Тишина?». Я уронила этот вопрос в мое бытие, в самую сокровенную глубину моего существования, вниз, буквально в кишки. А затем я начала тонуть в ощущении тишины в моем теле, и все движение внутри моей собственной формы начало успокаиваться и становиться все более и более тихим, и осталось что-то очень тихое, все еще наблюдающее за этим процессом успокоения.

А затем остается еще один скачок вглубь — за смотрящего?

Да. По мере того, как мои энергии были забраны из движения, то, что осознает движение, стало очень явным и воспринималось как тишина. И также стало ясно, что не было воспринимаемой разницы между тем, кто осознает это движение, и всем тем, что было в движении. Можно сказать, что субъект и объект воспринимались как единое.

В то время я не отфиксировала это как прозрение единства, это просто было моим переживанием тем вечером. И в тот момент я решила, что если я начну прикладывать какие-то еще усилия для продолжения исследования, они станут антитезисом этой тишины, и я пошла спать.

Я полностью осознавала все звуки внешнего мира, и я погрузилась в глубокий сон. Позже, когда я анализировала то, что произошло, я поняла, что этот сон был не похож ни на один из моих обычных снов — в этом сне я в каком-то смысле полностью разотождествилась с миром формы, я словно не подозревала о нем. Я даже не помню, чтобы я двигалась.

Я проснулась, когда прозвонил утренний колокол, и я отправилась заниматься своими делами. Я не слишком помню, что именно я делала, но это происходило без ощущения самоосознания, без малейшего намека на самоосмысление. Я использую оба эти термина, чтобы подчеркнуть, что я не осознавала себя как «Я».

А затем после завтрака женщина склонилась передо мной в “намасте”. На самом деле она сделала полное простирание, и именно в этот момент сознание, которое смотрело через мои глаза на мир формы, узнало себя как пустоту. И пришел смех! Я чувствовала невероятное наслаждение от этого волшебного трюка — что что-то абсолютно пустое и не имеющее формы появляется перед моими глазами как форма, появляется в форме женщины, которая кланяется мне так, как будто я являюсь кем-то.

Я помню, как ты сказала, что ее «намасте» было не более значительным, чем если бы она поклонилась пустому месту в комнате.

Верно, или туалету. Это было потрясающе — то, что она действительно верила, что перед ней кто-то стоит. Я хочу сказать, что это было также забавно, как если бы вдруг один волос на твоей голове вскочил и начал кланяться другому волосу, и танцевать перед ним, и они бы начали поклоняться друг другу. Это было одновременно восхитительно и комично, хотя ни одно из этих слов не передает полностью суть произошедшего.

В момент поклона, когда кто-то передо мной взаимодействовал со мной так, словно я была кем-то, совершенно внезапно появилось усилившееся осознание того, что я не являюсь кем-то, я — пустота, смотрящая из этой формы. И в тот момент пустота родилась как непосредственное переживание. Чем являюсь я, чем является жизнь, чем все является — это воспринималось как единая реальность.

Все это воспринималось из пустоты, и было совершенно ясно, что в этом переживании не было «меня» — это было переживание себя как не-личности, или пустоты. И по мере того, как день шел к вечеру, это переживание раскрылось, зафиксировалось в моем человеческом сознании.

Это можно было сформулировать так: «Эта пустота и есть полнота, на которую я смотрю. Это бесформенное за моими глазами и есть то, что смотрит через них, и то, что смотрит на меня снаружи. Это бесформенное и есть эта форма, и это все возникает как одно и то же проявление. То, что воспринимает, то, что ощущает жизнь и само движение жизни, все ее формы — возникают одновременно».

А как насчет того, что было после этого опыта пробуждения от идентификации с формой — что в тебе поменялось?

Какая-то часть моего обусловленного ума, понятия, которые существуют независимо или вызывают ощущение «я», которое в свою очередь и создает наш центр или позицию по отношению к жизни — что-то из этого вернулось. Но многое просто таинственным образом растворилось. Это видение обладает силой растворения обусловленности.

Когда я работаю с людьми, иногда действительно достаточно единственного прозрения, чтобы паттерн растворился. Однако гораздо чаще одного осознания недостачно. Без опыта пробуждения эти паттерны оказываются гораздо более цепкими и устойчивыми. Мне кажется, что после того, как человек пережил опыт пробуждения, даже когда обусловленный ум возникает вновь, сохраняется это новое видение «что все это нереально». Это так?

Да.

То есть обусловленные мысли и верования обладают гораздо большей продолжительностью жизни?

Они становятся более целесообразными. Наверное, то, что действительно покинуло меня, так это ощущение, что «я» живет только в мыслях.

Значит, в каком-то смысле, после того, как ты пробудилась к той реальности, которой ты являешься и которая не зависит от твоей веры в мысли о тебе самой, эти верования смогли отпасть быстрее. До пробуждения мы можем исследовать какой-то защитный паттерн в нашем поведении (например, избегание близости) и даже обнаружить те убеждения, на которых он основывается (например, я верю, что если я позволю кому-то приблизиться слишком близко, то он сможет меня отвергнуть), но тенденция поддерживать это убеждение сохраняется, потому что есть лежащее еще глубже убеждение, что «я» обладает собственной сущностью и может быть ранено окружающими. А после того, как ты обретаешь непосредственный опыт, что тот, кем ты в действительности являешься, не зависит от «я», и что тот, кем ты в действительности являешься, не может быть ранен кем бы то ни было, тогда, когда у нас возникает чувство, что нашему «я» что-то угрожает, мы можем взглянуть на это совсем иначе. И тогда это чувство или паттерн растворяется быстрее.

Да, это так. И в этом нет желания — по крайней мере я не испытываю желания — сделать так, чтобы оно ушло побыстрее. Когда тебя вдруг осеняет, что это все ты — даже иллюзия — это перестает быть чем-то, что должно быть вырвано с корнем. Но существует также естественное любопытство — выяснить, что же это за иллюзия. Это целый фундаментальный аспект сознания — жизни, реальности — которая познаёт само себя в виде формы, даже если эта форма — убеждение или чувство, что вам что-то угрожает или причиняет страдание.

И мне также кажется, исходя из всего, что я наблюдала, что существует врожденное стремление всего проявленного опыта к освобождению. То есть, например, если есть болезненная эмоция, то эта эмоция будет реагировать. Она будет стремиться к тому, чтобы быть увиденной, прожитой, услышанной, прочувствованной. В каком-то смысле она рождается, чтобы быть прожитой, и как только она замечена и прожита напрямую, не подавлена и не приукрашена, но увидена во всей своей полноте, такой, какая она есть, она выполнила свою функцию и она растворяется. Вы можете сказать, что она была освобождена.

Есть явное ощущение, что жизнь проживает саму себя, и это проявляется как чувства. Это проявляется как все, что включает в себя чувства и убеждения; как только их прожили, испытали непосредственно, жизнь может идти своим чередом. У меня есть свобода испытывать их по мере их возникновения. Иногда люди слишком спешат освободиться, и тогда они теряют свободу быть человеческим существом, испытать на личном опыте это чудо, когда нечто может возникнуть из ничто.

Я хочу добавить, просто в качестве напоминания, что каждый абсолютно уникален. Некоторые люди могут испытать что-то похожее на мой опыт после пробуждения, например, обнаружить большую способность видеть личные убеждения и паттерны, которые вызывают страдание; но многие люди видят это и задолго до пробуждения. Мне задают эти обычные вопросы: «Как разворачивается просветление? На что оно похоже?». Оно может быть похоже на все, что угодно — от постепенного «прояснения», «озарения» до действительно внезапного осознавания, что есть реальность.

Возможно, это проявляется в том, что вы видите объект и узнаете кого-то как объект, или как другого человека, или как саму жизнь, или как ничто. Возможно, это раз-идентификация с чувством «я», или, возможно, вы обнаруживаете, что «я» вообще не существует. В отсутствии «я» человек может узнать, кем он не является. Это знание может существовать совместно со знанием о том, кем человек является, или без него. Другими словами, есть множество историй пробуждения и видения, и моя история — лишь одна из них. Но вы не найдете и двух похожих.

Ты можешь еще что-нибудь рассказать о том, как изменились ваши отношения с Адьей?

Я думаю, что в самой большой степени, особенно поначалу, этот сдвиг восприятия повлиял на то, как я общалась с людьми, как я слышала то, что мне говорят. Большую часть моей жизни я хотела быть понятой и защищала свои действия. Например, я чувствовала, будто я должна была все время оправдываться, почему я сделала то, что я сделала, или объяснять, почему у меня был тот опыт, который у меня был, с тем чтобы меня поняли и приняли.
И многое из этого просто отпало — я была способна просто слушать, не защищаясь. Это была огромная перемена. В момент пробуждения я изучала китайскую медицину. И как многие студенты я обнаруживала у себя абсолютно все болезни, которые мы проходили.

Но поскольку фундаментальный страх смерти отпал вместе с пробуждением, это полностью изменило мое отношение к здоровью. И в результате этого я перестала постоянно вести с Адьей разговоры о моем здоровье. Это освободило очень много времени и энергии в наших отношениях в те моменты, которые мы проводили вместе.

У меня всегда было это ощущение от Адьи, особенно когда он только начинал учить — он казался мне очень свободным и независимым. Незадолго до этого вышел фильм «Лучший стрелок» (Top Gun), и там были эти люди, летающие на боевых самолетах, и у них были такие мгновенные реакции (Мукти щелкает пальцами). Они обладали какими-то внутренними навигационными навыками и действовали в соответствии с инстинктами и интуицией. И Адья был очень похож на них. Его реакции на то, что предлагала жизнь, были мгновенными, и он легко менял направление движения.

Сейчас, по мере того как это пробуждение углубляется и раскрывается, я все больше ощущаю в себе эту гибкость и способность быстро меняться. Жизнь повернулась таким образом? Ок, и тогда ты тоже меняешься в эту сторону. А затем возникает следующий поворот или зигзаг, и возникает такое ощущение, словно все это происходит само собой.

Ты сказала, что смысл духовного брака в том, чтобы Единое в тебе узнало Единое в партнере, и чтобы вместе вы пришли к знанию того Единого, которым мы являемся. Теперь это стало возможным для тебя?

Да, увидеть, что Единое во мне и Единое в моем муже — это то же самое Единое, которое составляет саму жизнь. Так что речь не о том, чтобы нам было нужно смотреть на это вместе. Но я думаю, что узнавание этого Единого во всей проявленной жизни пришло ко мне в тот же момент, когда я увидела это Единое в моем муже.

*Как ты думаешь, ты выполняешь такую же функцию для Адьи?
*

Абсолютно все выполняет эту функцию, абсолютно.

Перевод © Анастасия Гостева